**1960-е. Анна.** Утро начиналось с запаха кофе и крахмальной свежести его рубашки. Она провожала мужа на работу, а потом день медленно растекался по дому: выбитые ковры, полированный паркет, идеальные складки на скатерти. Измена пришла не с криком, а с тихим шелестом в кармане его пиджака — чужой носовой платок с вышитыми инициалами, которые ей не принадлежали. Мир, выстроенный вокруг чайных сервизов и воскресных обедов, дал трещину, но признаться в этом было некому. Только зеркало в прихожей видело, как она, стиснув зубы, продолжала гладить бельё, будто от ровных швов на нём зависела целостность всей её жизни.
**1980-е. Ирина.** Её мир сверкал: премьеры, закрытые вечеринки, шёпот за спиной, полный зависти. Она носила измену как дорогое, но неудачное украшение — что-то, что нельзя показать, но и выбросить жалко. Узнала случайно, подслушав разговор в кулуарах одного приёма. Его любовница оказалась не ярче и не моложе — просто другой. Ирина не устраивала сцен. Вместо этого заказала самое дорогое шампанское и, улыбаясь в ледяное блюдце зеркала, поняла, что их брак — всего ещё один светский проект, и крах его будет таким же публичным. Она продолжила улыбаться фотографам, сжимая его руку так, что белели костяшки пальцев.
**Конец 2010-х. Марина.** Её день был расписан по минутам: суд, переговоры, детский утренник. Измену она обнаружила в облачном хранилище, случайно открыв синхронизированные фото с его телефона. На снимках — чужой смех, чужие руки. Не было ни гнева, ни слёз, только холодная, ясная ясность, как при изучении улик по делу. Она отправила себе файлы, закрыла вкладку и составила в уме новый список: разговор с адвокатом, раздел активов, разговор с дочерью. Её сердце билось ровно, как метроном, отмеряя время до конца эпохи под названием "мы".
